ЛЕГЕНДЫ О ГЕММАХ

Геммами называются резные камни и раковины с рельефными изображениями на них женских и мужских профилей, колесниц, звездного неба, зверей и птиц. Эти изображения обычно вырезаются на ониксе, сердолике, агате, опале и коралле, а также на полудрагоценных камнях: топазе, аметисте и даже на драгоценном — изумруде. Геммы с углубленными изображениями (обычно они являются печатками, вставленными в перстни) называются интальо; с выпуклым рисунком — носят название камей. Большинство дорогих камей режутся из слоистых камней: фон у них одного цвета, а изображение — другого. Наиболее ценны трехцветные камеи. Поскольку резьба на камне сложнее, чем на раковине, последние стоят дешевле.

Геммы известны с глубокой древности. Еще до нашей эры интальо пользовались знатные люди Македонии, Египта, а также патриции Римской империи.

Предполагают, что глиптика, то есть резьба на драгоценных и полудрагоценных камнях, впервые была применена в четвертом веке до нашей эры этрусками. Отняв у умбров обширную область в Средней Италии, они поселились там и назвали свою страну Этрурия. В шестом веке до нашей эры этруски господствовали над большей частью Италии, в том числе и над Римом. Они обладали высокоразвитой материальной культурой. Ремесленники этого народа изготовляли гончарные, бронзовые и золотые ювелирные изделия, за которыми из Ливии и других стран приезжали купцы и посланники царей. Был у этрусков и свой властелин из рода Тарквиниев. Этруски оказали большое влияние на римскую культуру. Они имели свою письменность, которая до настоящего времени не расшифрована, хотя имеется около девяти тысяч надгробных и наскальных надписей* [В Эрмитаже находятся две золотые чаши, очень похожие на эллинистические глиняные сосуды. На них — надписи, вычеканенные еще в III веке до нашей эры арамейским письмом. Надписи эти также до сих пор никем не прочитаны.]. В пятом, четвертом и третьем веках до нашей эры этруски понесли несколько поражений: на юге — от греков, на севере — от галлов. Римляне изгнали Тарквиниев и подчинили себе этрусков, впитав всю их культуру, и с честью пронесли ее через все поколения. Вот почему до сего времени славятся камеи и интальо, изготовляемые в Италии. Существует и другая версия: некоторые считают, что геммы впервые появились в эпоху эллинизма в Александрии за триста лет до нашей эры. Для подтверждения этой версии имеется достаточно оснований.

Замечательная коллекция гемм собрана и хранится в Эрмитаже. История сохранила имена некоторых древних резчиков гемм: Кромоса, Диоскорида, Геликона и знаменитого гравера - художника Пирготеля. Последний являлся придворным резчиком Александра Македонского. Только ему одному император разрешил, как искуснейшему мастеру - художнику, вырезать на интальо и камеях свое изображение. На печатке - талисмане римского императора Суллы был изображен побежденный им нумидийский царь Югурта. Разбитый Цезарем в битве при Фарсале римский полководец Помпеи приказал вырезать на амулете картины трех своих победоносных сражений — в Европе, Азии и Африке. Однако талисман не спас его: Помпеи бежал в Египет и был там убит. Как уже было сказано, интальо одновременно являлись и печатями. Ими скрепляли дикты и приказы императоров и королей. Мода на геммы то притухала, то вспыхивала, как костер, тлеющий на ветру. Забытая в одной стране, она возрождалась в другой, пересекала границы государств, преодолевала горы, моря и реки. И всюду, во всех европейских и азиатских странах, вместе со старинными монетами находят геммы различных эпох. Стоимость этих художественно обработанных камней была очень высока. По преданию, перстень Поликрата с интальо работы Диодора стоил столько же, сколько весь остров Самое, на котором жили Поликрат и его мастер - резчик. Поскольку камеи и интальо являлись произведениями искусства, выполненными по заказам цариц, королей и придворной знати, то определенной, раз и навсегда установленной цены на них не существовало. Тонкая, трудоемкая работа скульпторов - резчиков на твердых и хрупких камнях оценивалась любителями - эстетами в зависимости от художественного выполнения гемм, от моды, от богатства покупателя. Вообще же за средне выполненные камеи обычно платили золотом по весу сардоникса или агата, на котором был вырезан поясной портрет царицы Савской, Венеры или Деметры.

В позднейшие времена, уже в конце XVIII века, помимо греческих и итальянских мастеров в России появилась целая плеяда замечательных русских умельцев: Есаков, Шилов, Клепиков, Алексеев, Раевский, Уткин, Доброхотов. Большинство из них учились в медальерном классе Петербургской Академии художеств. Что касается Доброхотова, то он, сын тульского оружейника, по окончании учения остался в училище преподавателем, а затем стал академиком. Из непревзойденных его работ известны: портрет А. В. Суворова и «Меркурий, дающий Парису золотое яблоко».

Во времена Елизаветы Петровны, и особенно Екатерины II, увлекавшейся камеями и собиравшей геммы, мода на античные резные камни появилась и в России. «Бриллианты, коими наши дамы так богаты, попрятаны и предоставлены купчихам, а взамен алмазов и самоцветов нынче у нас в моде античные камеи и интальо»,— писала в дневнике одна из фрейлин Екатерины II.

Были у нас и на Урале прославленные мастера - резчики: Бояршинов, Бушуев и другие. Они гравировали целые сцены на охотничьих ножах и саблях, изготовлявшихся на златоустовском заводе, где отливалась изобретенная русским инженером П. П. Аносовым замечательная булатная сталь, превосходящая по упругости и твердости золингенскую. Среди их учеников особенно выделялся резчик Василий Бубнов. Мы, вероятно, никогда бы не узнали его имени, если бы он не был замешан в уголовном деле, о котором рассказал на одной из своих лекций Анатолий Федорович Кони.

Слыл этот юноша парнем бесшабашным и непутевым, хотя его тройки, олени и егеря, выгравированные на ножах и саблях, намного превосходили схоластические рисунки немецких мастеров, приглашенных по недоразумению в Златоуст в качестве учителей - резчиков. Иностранцам платили в 8—10 раз больше, чем уральским умельцам. Это возмущало многих русских мастеров, большинство из них молчало, и только такой смутьян, как Бубнов, заявлял об этой несправедливости открыто. Не желая иметь неприятности от знатных чиновников, начальство предложило Василию покинуть завод. Бубнов покорился судьбе и уехал из Златоуста. В дальнейшем он работал на реке Рудянке, где нижнетагильский крепостной Кузьма Кустов обнаружил богатейшие залежи медной руды. Затем Бубнов поселился близ Ильменских гор, построил там деревянную лачугу и жил по-прежнему своей бесшабашной, непутевой жизнью. Иногда, неведомо откуда, у него вдруг появлялись шальные деньги, и он прокучивал их с проезжавшими с ярмарки разорившимися купцами и неудачниками - золотоискателями. После отъезда гостей Бубнов запирался на неделю в своей избе, никого не впускал во двор и что-то допоздна резал, пилил и выстукивал молоточком. А что делал — неизвестно. Не деньги ли фальшивые?

Жизнью юноши заинтересовалась екатеринбургская полиция. Однажды она арестовала Василия за дебош и, произведя обыск, ничего существенного не давший, сняла у него лишь дактилоскопический отпечаток пальцев и освободила Бубнова. Продолжая негласное наблюдение за подозрительным человеком, полиция установила, что деньги у Василия обычно появлялись после посещения его одним итальянцем, часто приезжавшим за пушниной на Ирбитскую и другие ярмарки. Охотой Бубнов не занимался, и полиции было непонятно, за что итальянец платил юноше такие крупные суммы. Стали следить за итальянцем. Оказалось, что иностранец продавал женам заводчиков и хозяевам золотых приисков отличные трехслойные камеи, вырезанные на сердолике и агате. Тут были изображения Эрота и Психеи, Геркулеса и летящей с факелом богини Селены, поясные портреты Фортуны и Дианы. Все камеи были выполнены с большим мастерством и по своим художественным качествам намного превосходили геммы французских и английских граверов. Итальянец рассказывал покупательницам, что камеи эти изготовлены непревзойденным миланским мастером Леонардом Чикони, в сравнении с которым европейские и заморские резчики — всего лишь подмастерья. И действительно, камеи, предлагаемые итальянцем, как-то особенно просвечивались, в них удивительно удачно сочетались природные теплые и светлые гаммы тонов сердоликов, яшм и агатов.

Однажды ранней весной, в пяти верстах от домика Бубнова, в оранжерее одного из золотопромышленников был обнаружен труп убитой женщины, оказавшейся женой купца первой гильдии Додонова. Вся полиция была поднята на ноги. В особняке золотопромышленника побывали следователи, приставы и даже сам полицмейстер. Полиции казалось удивительным то, что с убитой не были сняты ни бриллиантовые серьги, ни кольца, ни камея, недавно купленная потерпевшей у итальянца за двести рублей. Преступник не оставил никаких следов. Причину убийства было крайне трудно установить. Одни предполагали, что Додонова убита из ревности или мести, другие считали, что драгоценности не были сняты с купчихи в силу каких-то случайных обстоятельств, помешавших преступнику воспользоваться ими. Произведенные следствием анализы обнаружили на камее, помимо отпечатков женских пальцев, оттиски двух пальцев мужской руки. Их сличили с дактилоскопическими отпечатками полицейской картотеки и установили, что следы на камее идентичны с оттисками большого и указательного пальцев левой руки Василия Бубнова. Юноша был немедленно арестован. Ему предъявили обвинение в убийстве купчихи Додоновой. Бубнов пытался отрицать, но доказательство было неопровержимо. Когда же Василию показали камею, он заявил:

— Ничего удивительного в том нет. Сия камея моей работы. Потому на ней, может, и остались следы моих пальцев.

Ему не поверили.

— Допустим, что так. Расскажи, как эта камея попала к госпоже Додоновой? — спросил следователь.

— Оная камея продана через итальянца.

— Отчего же на камее оттиск твоих пальцев имеется, а итальянец никаких следов на ней не оставил?

— Я ее в бархатку завернул.

— Почему же ты не сам продал эту камею, а через уехавшего итальянца?

— Мне, ваше благородие, никто за мою работу больше десяти рублей не дал бы, а итальянцу платили по две сотни и более, потому что наши господа страсть как обожают иностранные камеи... Я их делал, а итальянец продавал. И не только у нас, но и в других странах. В том была мне большая польза. Прикажите, ваше благородие, подать сюда мой инструмент и кусок трехмастного сердолика, и я изготовлю за пять - шесть дней точно такую же камею или другую, какую вы пожелаете.

Следователь передал этот разговор губернатору, и тот разрешил предоставить обвиняемому просимые им предметы. Через неделю Бубнов изготовил точно такую же камею, вырезанную на трехцветном сердолике, с поясным портретом Екатерины II. Экспертизой было установлено, что обе камеи работы одного и того же мастера и выполнены резчиком, обладающим большим художественным вкусом. Но это не являлось реабилитацией подсудимого. А через несколько дней к следователю явился отставной поручик Артемов и признался в убийстве из ревности госпожи Додоновой. Резчика из-под стражи освободили, и сам полицмейстер купил у Бубнова изготовленную им в тюрьме камею с портретом Екатерины II, заплатив за нее двести рублей серебром.

Некоторые античные камеи, так же, как и исторически известные драгоценные камни, имеют свои удивительные биографии. Весьма интересна судьба и знаменитой камеи Гонзаго, находящейся в коллекции гемм Эрмитажа. Эта камея была вырезана на трехслойном сардониксе одним из неизвестных нам замечательных мастеров в эпоху раннего эллинизма. Предполагают, что она появилась в Александрии во времена первых Птоломеев, живших за несколько веков до нашей эры, когда Александр Македонский создавал свою мировую империю, простиравшуюся от Дуная до Инда. В отличие от большинства гемм, на камее Гонзаго не один, а два профиля: мужской и женский. Их приписывают Птоломею, Филадельфу и Арсиное, приходившейся Птоломею сестрой и женой. Кто и в каких странах носил на пышных придворных празднествах это замечательное произведение искусства на протяжении почти двух тысячелетий, нам неизвестно. Впервые об этой камее упоминается «в инвентарном списке кунсткамерных раритетов (редкостей) герцога Гонзаго в Мантуе в 1542 году». Вот почему она и называется камея Гонзаго. Переходя из поколения в поколение, эта камея вместе с другими драгоценностями герцога Гонзаго находилась в Мантуе до 1630 года, когда город был взят австрийскими войсками и разграблен ими. Камею увезли в Прагу, и она, вместе с бриллиантовыми и изумрудными диадемами и сапфировыми колье, поступила в богатейшую сокровищницу Рудольфа II. Через два десятка лет шведы ворвались в Прагу, и камея перекочевала в Стокгольм к королеве Христине. Эта эксцентричная правительница Швеции, ходившая в мужских костюмах и ведшая мужской образ жизни, носила камею как почетный орден на лацкане своего полувоенного мундира. Несмотря на все свои странности, королева обладала острым и проницательным умом. Она симпатизировала поэтам, художникам и собирала вокруг себя талантливых людей независимо от их происхождения. Королева тратила большие деньги на приобретение ценных художественных произведений.

Ее поведение и расточительность вызвали недовольство у аристократии и духовенства. Было раскрыто несколько дворцовых заговоров. Почувствовав шаткость своего положения, королева отреклась от престола и в 1654 году покинула Швецию. Оставляя Стокгольм, Христина увезла с собой лишь несколько драгоценных вещей, и в их числе камею Гонзаго. Живя в Риме на ежегодную ренту в 600 000 крон, экс-королева продолжала вести прежний образ жизни. Иезуиты распространяли слухи о ее предосудительном поведении. Заподозрив обершталмейстера Мональдески в предательстве, Христина приказала уехавшим с ней приближенным убить его. Немой свидетельницей этого была все та же камея Гонзаго. Умерла Христина в Риме в 1689 году, оставив мемуары, написанные на французском языке. Что касается камеи Гонзаго, то она досталась герцогам Одескальки. Здесь камея находилась более ста лет. За это время род Одескальки обеднел, и один из разорившихся его отпрысков в 1794 году продал камею Гонзаго Ватикану. Через два года Рим был занят войсками Директории, и римский папа «уступил» камею командующему французской армии. Это произошло в тот год, когда бывшая жена убитого графа Богарне Жозефина вышла вторично замуж за малоизвестного в то время генерала Бонапарта. Со своим новым супругом Жозефина вела скромный образ жизни. Когда же Наполеон стал первым консулом Республики, а затем императором Франции, Жозефина обзавелась пышным двором, стала капризной, прихотливой и расточительной. Именно в это время ею и была куплена за 1500000 франков камея Гонзаго. Ее расточительство — большие затраты на всевозможные броши, кулоны и диадемы, в частности на приобретение дорогой камеи Гонзаго — раздражало Наполеона, и у него с Жозефиной происходили частые размолвки. Императрица также была недовольна своим неверным честолюбивым супругом. По настоянию последнего, в 1809 году они разошлись. Сохранив титул императрицы, Жозефина, окруженная своим прежним двором, поселилась вблизи Эвре во дворце Мальмезон, в связи с чем некоторые знатоки гемм называют камею Гонзаго «Camee de la Malmason».

Наполеон, ослепленный собственным величием, стал готовиться к войне с Россией. С целью подрыва ее экономики он еще за два года до вторжения на русские земли тайно изготовил во Франции фальшивые ассигнации на сумму восемь миллионов рублей. В то время один рубль серебром был равен трем рублям ассигнациями. Там, где нельзя было по каким-либо причинам ограбить, украсть или реквизировать, французские фуражиры платили за товары фальшивыми ассигнациями. Естественно, что при такой оплате французские интенданты не останавливались перед повышенными ценами. Это незамедлительно отразилось на денежной системе России и привело к нехватке продовольствия. Для того, чтобы пущенные Бонапартом в ход кредитки не попадали обратно к «шаромыжникам», на изготовленых в Париже бумажках была умышленно допущена малозаметная опечатка: в слове «государственная» вместо буквы «д» стояла буква «л»: «госуларственная ассигнация». По этой незначительной детали фальшивомонетчики отличали свою работу. Но ничто — ни талант великого полководца, ни огромная, отлично вымуштрованная французская армия, ни носимый в эфесе шпаги Бонапарта бриллиант - талисман, ни фальшивые деньги не спасли Наполеона от поражения в войне с Россией.

В 1814 году союзные войска вошли в Париж. Александр I побывал в Мальмезоне у Жозефины и отнесся к ней с большой предупредительностью. Благодарная Жозефина презентовала русскому императору камею Гонзаго и попросила у монарха разрешения сопровождать Бонапарта на остров Эльбу. Александр подарок принял, но в просьбе Жозефине отказал.

По возвращении в Петербург император подарил камею Эрмитажу, где она находится по сей день.